Традиции исчезнувшего рода

На вопрос «Сколько всего картин вы написали?» Валентин Петрович ответить затрудняется – тяжело поддаётся счёту сотворённое руками художника за эти многие годы. «Пишите: более пятисот – наверняка не ошибётесь» - ответил зять Валентина Петровича – Анатолий Александрович Морозов.

Писал не только на продажу. Очень многое дарил – «пачками раздавал». Сегодня картину Легачёва можно встретить где угодно: и во многих частных домах, и на предприятиях, и в учреждениях.

- Захожу недавно в налоговую инспекцию, - рассказывает старшая дочь Легачёва Светлана Валентиновна Чичерина, - смотрю: отцовская картина висит. Я отцовские работы по почерку узнаю. И рамы отец сам для своих работ делает – и рама его. Спрашиваю: откуда у вас эта картина? Никто не знает. А сколько раз бывало в гости к кому-нибудь зайдёшь и на стене отцовскую работу увидишь. Приятно…

«Валентин Петрович Легачёв – потомственный художник». Хорошо было бы вот так написать, проецируя традиции семьи на отдельного представителя рода. Хорошо было бы, только не правильно. У Валентина Петровича не было семьи. Не было даже воспоминаний о семье. Никогда образ матери не вставал перед глазами маленького детдомовца Вали, и даже во сне выудить из глубин подсознания хоть какой-нибудь родной женский образ не получалось. Нет, вспомнить мать не представлялось возможным.

Но одно воспоминание, связанное со своей семьёй у Вали всё-таки было. Он помнит себя очень маленьким, сидящим на русской печки и безудержно ревущим. В доме – чужие люди в тёмной одежде, с ремнями, перекрещивающими силуэты. Они уводят какого-то мужчину. Отца? Валя не прекращает плакать. Всё. Это, пожалуй, единственное, что может рассказать о своей семье Валентин Петрович.

Но он помнит, как потом его снимал с печки какой-то парень и долго вёл просёлочной дорогой в ближайший приют для детей-сирот. По дороге они ели хлеб и запивали водой из речки, черпая её фуражкой.

Всё его детство, которое закончилось в 15 лет, с поступлением в профессиональное училище, прошло в детдоме города Томска. Детей здесь было очень много «Раскулачивали, заполняли тюрьмы «врагами народа», - вспоминает Валентин Петрович, - вот поэтому и сирот столько набиралось...».

Однажды в детдом приехала семья художников, кажется, из Астрахани. Они хотели усыновить ребёнка. И выбор свой остановил именно на пятилетнем Вале. Мальчик был счастлив – новые родители ему очень понравились. И так хотелось жить в семье!

Документы на усыновление были оформлены. Наступил долгожданный день переезда из детдома на новое место жительства – в счастливую, благополучную жизнь. Последний обед в детдоме – и в путь. За столом такие же, как и он, малыши завели разговор. «Знаешь, Валька, зачем тебя забирают? Всем известно – выбрали самого упитанного, дома ещё откормят и того – на базар…». Кусок не полез в горло. «Как – на базар?» - «Да так… Как порося… Всем известно…». И Валя поверил. И сильно испугался. И когда пришли приёмные родители, готовые уже увезти ребёнка к себе, с Валей случилась истерика – он плакал, он не хотел ехать, он сопротивлялся, руками и ногами защищая свою жизнь, которая, как ему тогда казалось, была в опасности. Приёмные родители были удивлены поведением ребёнка, и им ничего не оставалось, как уехать назад одним, без Вали.

Впоследствии Валентин Петрович часто вспоминал этот случай, загадывая, как могла бы повернуться его судьба, не будь в его жизни того, «последнего», обеда в детском доме.

Когда Вале исполнилось 15 лет, его и ещё нескольких воспитанников детского дома определили в Новосибирское ремесленное училище. Дети подросли, и их надо было обучить профессии, чтобы дальше они шагали по дороге судьбы уже самостоятельно. В ремесленное училище ребят передал воспитатель детского дома.

- Сопровождающих документов, - вспоминает Валентин Петрович – на меня, видимо, никаких не было. Женщина, принимающая нас в училище, спросила воспитателя: «Как зовут мальчика?» - «Валентин» - ответил воспитатель. «А отчество?» - «Да пусть хотя бы Петровичем будет, меня Петром зовут». – «А фамилия?» - «Легачёв». – «Легачёв или Легачёв?» - «Да пишите, как знаете». Вот так я и стал – Валентином Петровичем Легачёвым. Потом уже узнал, что Легачёв – это моя родная фамилия, только писать её надо было с «е» - Легачёв». Дату рождения тоже поставили приблизительную.

В училище Валентин Петрович выучился на токаря. Параллельно учёбе он и другие студенты работали на военном заводе – изготовляли снаряды. Жили в общежитии училища. Студенческое общежитие, а по сути – бывшая казарма для заключённых, хорошими условиями не отличалась. Вместо кроватей – двухэтажные нары: большие полки, на которых спали сразу по несколько человек. И огромное количество клопов.

- Ночью в темноте, если ударить ладошкой по полу – не ошибёшься, штуки три точно прихлопнешь, - рассказывает Валентин Петрович, - Мы даже на стене клопами написали «Смерть клопам!». Берёшь одного и размазываешь по штукатурке – а за ним след тянется. Вот тебе и карандаш.

Закончилась война. Наступило мирное, но не менее голодное послевоенное время. Перед Валей, теперь уже профессиональным токарем, были «открыты все дороги». Кем быть? Куда ехать? Определиться с выбором помог приятель, предложивший «рвануть в Москву» к его родне, жившей в Орехово-Зуево. До места назначения добирались как настоящие беспризорники – на перекладных.

Всё-таки интересная штука - жизнь. Бывает, судьба делает такие крутые повороты, что захватывает дух. А бывает, дух захватывает от тех поворотов, которых судьба по какой-то причине не сделала, мимо которых пронеслась её колесница. Как, например, в этой истории с несостоявшейся приёмной семьёй. Или когда Валентин должен был отправиться в Ашхабад на строящийся завод, куда его направили по распределению из училища. Направили, но уехать не получилось: в Ашхабаде случилось землетрясение, и огромный завод, едва воздвигнутый, превратился в руины. Жизнь в любой момент могла круто поменять русло, и кто знает, куда понесла бы Валентина его судьба. Но пути Господни неисповедимы…

В Московской области Валентин Петрович уже окончательно определился с будущей профессией. Он всегда испытывал тягу к рисованию. Ещё в детском доме. И может быть не случайно тогда выбор приёмных родителей-художников пал именно на Валю – возможно, они первыми увидели в нём божью искру, рассматривая неумелые рисунки ребёнка.

Приятелям удалось укорениться. Валентин пошёл учиться в художественно-промышленное училище, созданное при Дулевском фарфоровом заводе. Учился расписывать изделия из фарфора. Учился и тут же применял свои знания на практике. Так пролетело несколько лет.

По окончанию училища долго искать работу не пришлось: в те времена великих строек рабочие руки требовались везде. Завербовался и поехал – в свою родную Томскую область, на строительство ГРЭС. Валентина Петровича определили сразу на три участка. Что делать художнику на стройке? Писать лозунги, объявления, «агитки», оформлять столовые. В общем, работы было немало.

А в это самое время в одной из деревушек под Томском собирались в город две подружки, одну из них звали Катя. Они поехали устраиваться на кирпичный завод. Всё им здесь понравилось, да вот жить негде было. На заводе девчонки познакомились с тётей Улей – одинокой женщиной, которая, также как и девчонки, работала рамщицей. Тётя Уля согласилась сдать деревенским девчатам угол, но предупредила, что у неё уже есть один квартирант – художник. Вот так Валентин познакомился со своей женой Екатериной.

Свадьба была шумной. Вся деревня гуляла. Самогон лился рекой, а для непьющих жениха и невесты специально в ближайшем сельпо прикупили бутылочку «красненькой». Нелюбовь к алкоголю Валентин Петрович питал всю жизнь. Может быть, поэтому и прожили жизнь с Катериной дружно да ладно.

- Родители всегда всё вместе делали, - вспоминает дочь Светлана. – И в огороде вместе, и по хозяйству – вместе, и дом вот своими силами, сами, построили. Жаль, что каких-то три года до золотой свадьбы не дожили…

Первое время после свадьбы семья Легачёвых ездила по городам – с одной стройки на другую. Вот так, в бесконечной дороге, родились их дочери – Светлана и Галина. В 1959 году Легачёвы приехали в Берёзовский. Отец устроился оформителем на строящуюся шахту «Берёзовская» и в ДК шахтёров. Жили очень просто, небогато – впрочем, как и все тогда. Днём Валентин Петрович выкладывал мозаичные полотна где-нибудь в шахтовой столовой, вечером – рисовал картины дома. Тем семья и существовала.

Работая в ДК, Валентин Петрович занимался с молодёжью – вёл художественный кружок. Это сейчас такие объединения называются «студиями» «школами», а раньше просто – кружок. Многие из его учеников впоследствии посветили свою жизнь мольберту, некоторые добились признания, как например художник Юрий Мефодьев, имя которого известно всему Кузбассу.

Дочери Валентина Петровича пошли по стопам отца. Младшая - Галина – преподаватель живописи, а сейчас директор Детской школы искусств. Старшая – Светлана – хоть и стала преподавателем по классу фортепиано, но всегда очень хорошо рисовала и в детстве мечтала быть художником. Впрочем, здесь главное то, что дети Легачёва – люди искусства, люди, тонко чувствующие и живопись, и музыку. Что повлияло на это? Пример отца художника или всё-таки гены той самой семьи, от которой не осталось ничего, даже воспоминаний? А может и впрямь традиции рода сильней памяти одного человека, сильней коллективизации, сильней поворотов и «не поворотов» судьбы? Может, это незримая рука предков направляла корабль жизни своего потомка, и он благополучно прибыл туда, куда он и должен был придти в любом случае, независимо ни от каких обстоятельств?

Валентин Петрович не расстаётся с мольбертом и до сих пор. Рисует пейзажи, занимается репродукциями картин известных мастеров, общается с коллегами по кисти. Потому что «художник» - это не профессия, это призвание, а значит, возраст здесь не имеет значения. Художники не уходят на пенсию. Это сама суть человека. Это смысл жизни, это то, чем человек живёт.

С. ПОПУРИЙ